Открытие Другого не всегда подразумевает встречу с ним, подчас это – предпосылка для самораскрытия, актуализации творческого потенциала и корректировки набора автостереотипов, составляющих необходимую платформу в дихотомии «мы – они». Одностороннее, а в силу этого монологичное открытие Другого – устойчивая тенденция в истории развития локальных культур.

Преодоление одностороннего эгоцентризма – шаг к пониманию иных ценностных предпочтений, мировоззренческих установок, шаг к определению границ собственной культуры. На ХХ век, засвидетельствовавший распад «культурной вертикали», кризис европоцентризма, приходится неизбежное взаимодействие культур в условиях постколониального периода, позднее – глобализации.

Проблема диалога культур из области теоретического осмысления переходит в область практического разрешения. В этом случае востребована, как представляется, может быть гердеровская гуманистическая идея всеобщего мира как конгломерата культур, не сводимых к общей сумме множеств, но имеющих свои, внутренние закономерности развития.

Этнокультурные аспекты глобализации 1.4. КРИЗИС СОВРЕМЕННОЙ НАЦИИ КАК ПРОЯВЛЕНИЕ СУЩНОСТИ ГЛОБАЛИЗАЦИИ Выводы по главе 1 ГЛАВА II ПОНЯТИЯ ЭТНОСА И НАЦИИ, КАК БАЗОВЫЕ КАТЕГОРИИ СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКОГО ДИСКУРСА 2.1.. Этнокультурная фрагментация американского общества не только сохраняется, но и нарастает, несмотря на более высокую, чем в Европе, мобильность рабочей силы. Характерно, что уже в конце 60-х под давлением ряда этнокультурных меньшинств, в первую очередь афроамериканского, правящие элиты США вынужденно отказались от модели «плавильного котла» и перешли к модели «мультикультурализма». На основе проведенного исследования подхода выстроена модель динамики этнокультурной идентичности в условиях глобализации, выявляющая возрастание значимости региональной идентичности. Результаты диссертационной работы позволяют углубить теоретические представления о содержании, формах и специфике современного глобализационного процесса, оценить последствия его влияния на структуру и динамику этнокультурной идентичности. Практическая значимость результатов исследования. Результаты исследования могут использоваться в качестве теоретического материала для дальнейшего исследования феномена этнокул. «Этнос и глобализация: этнокультурные механизмы распада современных наций» — Орлов Дмитриевич, Страница 5. Этнос и глобализация: этнокультурные механизмы распада современных наций. Орлов Дмитриевич, Андрей Сафонов. Оценка читателей.. Так, известная модель американского демографа Дж. Коэна из Рокфеллеровского университета прогнозирует изменение численности населения, исходя из разницы между реальной и предельно допустимой плотности населения, умноженной на некую константу, названную «коэффициентом Мальтуса».

«Мультикультурализм»: к истории происхождения термина. Термин «мультикультурализм» появился в Канаде в 60-х гг. Для обозначения состояния этнокультурного, расового, религиозного разнообразия населения страны. Официально он был признан в 1971 г., явившись своеобразным актом признания государственными институтами бесплодности ассимиляционной политики, направленной на гомогенизацию культурно многосоставного населения страны.

Модель мультикультурализма предполагает легитимацию различных форм культурной инаковости, которая лаконично выражена в формуле «интеграция без ассимиляции». Это подразумевает, что в границах одного государства сосуществуют различные этнокультурные, конфессиональные и т.д. Образования, имеющие право на публичную репрезентацию и сохранение своих особенных черт, образа жизни, продиктованного культурной спецификой.

Но тем не менее, мультикультурализм – это также способ контроля и регуляции мультикультурной мозаики посредством социальных механизмов. Бенхабиб обозначила ситуацию культурного плюрализма термином радикальный, или мозаичный мультикультурализм, понимая под последним наличие в пределах одного политического образования четко дифференцированных общностей, сохраняющих свою идентичность и границы, подобно элементам, составляющим мозаику. Мозаичный мультикультурализм предполагает определенный набор механизмов, обеспечивающих его долгосрочное функционирование: эгалитарная взаимность, добровольное самопричисление, свобода выхода и ассоциации. Бенхабиб, вышеперечисленные социальные регуляторы обеспечивают жизнеспособность данной модели культуры в ее реальном измерении с учетом того обстоятельства, что сами культуры и субкультуры, образующие мозаичное поле, не являются застывшими, статичными образованиями, но содержат программу роста и изменений.

Среди российских исследователей интерес к феномену мультикультурализма был стимулирован событиями 90-х годов, повлекшими за собой всплеск этнического самосознания, заметно поколебавшими монолит советской идентичности. Тишков акцентировал внимание на том, что мультикультурализм – это не только момент фиксации и признания в обществе/государстве наличия культурных различий, но и «концептуальная позиция в сфере политической философии и этики», находящая свое выражение в правовых нормах, общественных институтах, повседневной жизни людей. Согласно предположению А.А. Борисова, мультикультурализм следует понимать как идеологию и политику, надстраивающую над этническими ценностями общенациональные – во-первых; во-вторых, как феномен этнокультурной фрагментации социума, который синонимичен «многокультурности» и выступает, таким образом, против культуры как общенационального движения.

Здесь очень отчетливо прослеживается существующее расхождение между мультикультурализмом как идеологией, политикой и мультикультурализмом как культурной многосоставностью/многосегментностью общества, актуализирующей в социуме горизонтальные, ризоматические связи, т.е. Мультикультурализмом как живой реальностью. Некоторые коррективы в прочтение термина и трактовки самого культурного явления внес А.И. Он отметил три уровня понимания мультикультурализма, на настоящий момент закрепившихся в социальных науках: а). Демографический (= дискриптивный), суть которого заключается в описании изменений демографических, этнокультурных параметров национальных обществ под влиянием эндогенных (миграция) и экзогенных (иммиграция) факторов; мультикультурализм в этом случае понимается как политика интеграции иммигрантов в принимающее общество; б). Идеологический, в рамках которого обсуждаются концепции национальных идеологий; в). Политический, ориентированный на практическое применение принципов мультикультурализма как идеологии, политики, рассматривающей права культурных, национальных и т.д.

Меньшинств, реализующей программы их социальной поддержки; в данном случае мультикультурализм – это политическая программа, направленная на гармонизацию отношений между государством и этническими, культурными меньшинствами его составляющими, а также на урегулирование отношений внутри этих меньшинств. Мультикультурализм, отчасти отражая культурную ситуацию эпохи постмодерна, оказался чрезвычайно созвучен и ее основным ценностным ориентирам. Неолиберальная фаза развития западноевропейской цивилизации вызвала к жизни этнорасовый и культурный полицентризм. Как модель культуры мультикультурализм предполагает прежде всего снятие центрического вектора развития, деиерархизацию и легитимацию форм культурной инаковости. Однако, полифония этнических, национальных культур, субкультур обнаруживает прежде всего многообразие форм проявления, бытования культуры, которые, тем не менее, не являются равноценными, равнозначными. Их уравнение, сведение к общему знаменателю обозначает применение одной классификационной сетки для форм культуры, имеющих различную природу происхождения, различные способы функционирования, различную организацию.

«Ренессанс – это культура общения культур». Ключевым словом Ренессанса, обозначившим ментальность эпохи, по мнению Л.М. Баткина, является «варьета» – разнообразие. Характерно при этом, что дешифровка, считывание различных культурных кодов и «их столкновение внутри себя» для человека эпохи Возрождения не предполагало безусловного принятия какой-либо определенной позиции, но подразумевало дистанцирование от всех наличествующих в ситуации их критического осмысления, корректирования, что ставило реципиента в положение не заложника разнообразия, а, напротив, его творца.

Как тип культуры, возникший на границе перехода от средневековья к Новому времени, Ренессанс абсолютизировал креативность самого состояния переходности: «Ренессансные итальянцы видели себя и свой «век», находящимся в средоточии времен. Отсюда эта странная всеядность, этот гениальный «эклектизм», вскормленный уверенностью, что синтез – не из них, а в них, заложен в природе». Разнообразие в любых своих проявлениях здесь служило условием формирования диалогической ситуации, предверием диалога как перевода/интерпретации иных культурных кодов. Разнообразие в эпоху Возрождения, порожденное развитием национальных культур, языков, расширением пространства диалога культур, было инициировано переходом от традиционной культуры, определяющейся мифологическим типом сознания, к персоналистскому, личностно-креативному типу культуры, ориентированному на инноватику в различных областях жизнедеятельности. Развитие же материальной культуры активизировало потенциальные способы формо- и смыслообразования. В этом отношении переход от индустриальной экономики к информационной, сопровождаемый миграциями, экономическими, политическими трансформациями, появлением различного рода субкультурных образований и т.д., также вызывает к жизни разнообразие, выражающееся, тем не менее, в полицентричном многообразии представленных культурных форм. Разнообразие – этническое, национальное, культурное – определяет движение от замкнутой иерархии, структуры к созданию иных конфигураций, содержащих более сложные приемы сопряжения компонентов в системе.

Виндельбандт охарактеризовал Возрождение как время «децентрализации во всем разнообразии ее проявлений». Однако, децентрализация Возрождения и постмодерна не тождественны: децентрализация Возрождения имеет своей основой «открытие» неевропейских – «Других» – культур; децентрализация постмодерна – ризоматичность – суть отсутствие точки отсчета, спекулятивное отношение к культурной инаковости, ее производство и популяризация. А в силу стандартизации способов репрезентации культурной инаковости культура мейнстрима по отношению к последней оказывается индифферентной. Культурную многосоставность эпохи постмодерна, таким образом, отличает от культурного разнообразия Возрождения отношение и восприятие «Другого», другой культуры. Всякий раз важным остается понимание иной культурной позиции и, возможно, оппозиции как «реальной, незавершенной проблемы, как «чужой правды» и, следовательно, точно такое же восприятие своей, кровной правды как открытой, незавершенной», но отнюдь не шлифование, «дотягивание» неевропейских культур до уровня европейской и отнюдь не введение этнической и культурной самобытности в индустрию «action». Предпосылки, истоки настоящего исторического этапа глобализации, который в такой же степени может рассматриваться как проявление определенного типа культурной динамики, вызванной информационной революцией, инициирующей в локальных культурах культурогенетические метаморфозы или, напротив, трансформационные изменения, усматриваются глобалистами в культурном проекте эпохи Возрождения. Однако очевидно, что, как в первом, так и во втором случае, масштабность распространения культурного проекта не предполагает его повсеместной реализации.

Мультикультурализм в США. Иначе, чем в Западной Европе, идея сосуществования множественных культурных миров мыслится в государствах, созданных на иммигрантской основе, таких, например, как США, Австралия, Канада. Мультикультурность государственного образования вносит дополнительный уровень сложности в процесс интеграции общества, который, очевидно, будет носить в этом случае надэтнический способ объединения, апеллировать, главным образом, к социальным механизмам сплочения, таким, допустим, как «американская мечта». США представляют собой исключительный пример сосуществования множества культур в едином культурном пространстве. Хотя необходимо отметить то обстоятельство, что культурная многосоставность Америки отличается от российской культурной многосоставности прежде всего тем, что в США ни один штат не принадлежит исключительно одной этнической группе, но представляет собой образование из множества сосуществующих этнических сообществ, в отличие, например, от национальных республик РФ. Как мультикультурное государство США, согласно модели «плавильного котла», мыслилось как «сплавление» ангосаксов – этнокультурной основы американской нации – и различных иммигрантских групп; акцентировалось при этом этнокультурогенетическом смешении сохранение и преобладание англосаксонской доминанты. Однако, начиная с середины 60-х гг.

Программа «плавильного тигля» уступает место идеологии мультикультурализма. Предпосылкой формирования программы мультикультурализма явилась «революция» гражданских прав, в рамках которой был принят «Акт о гражданских правах» 1964 г., ослабивший в целом англосаксонскую доминанту в США, а также «Иммиграционный Акт» 1965 г., открывший дорогу в США огромному притоку иммигрантов из стран «третьего мира». Нейсбит в работе «Мегатренды», рассмотрев основные мегатенденции в развитии американского общества, указал на внутриштатную миграцию и иммиграцию как на основные причины востребованности идеологии мультикультурного общества. Опыт привнесенного этнического и культурного разнообразия здесь не только не противоречит культуре мейнстрима, но и, вписываясь в ее контекст, обогащает, питает ее систему ценностей: «представители этнических групп не смотрятся как иные, если только они соответствуют общему умонастроению и ценностям страны». Ассимиляционные механизмы в виде массовой культуры, языка, политической системы и системы образования создают ту базовую социальную почву, на основе которой цементируются этнокультурные различия, не противоречащие типическому, вписывающемуся в рамки «американского образа жизни».

В мультикультурной политике США отчетливо читается тенденция приобщения иммигрантов к ценностям американского общества. В то же время принятие политики мультикультурализма свидетельствует об отсутствии искомой этнокультурной гомогенности американского общества, о формировании дополнительных механизмов сдерживания этнического и расового экстремизма. Глейзер отметил, что основная проблема в создании единой американской нации – это американцы африканского происхождения, а точнее исторические корни сложных взаимоотношений между чернокожими и белыми американцами, вызвавшие к жизни политику мультикультурализма, «интеграции без ассимиляции». Начиная со второй половины ХХ.

Значительный рост численности испаноязычных американцев и американцев азиатского происхождения изменяет общую картину соотношения этнокультурных единиц в мультикультурной стране, сглаживая прежнее процентное превосходство англосаксонского населения. Однако, как тонко заметил Н.С.

Кирабаев, существуют определенные различия между множественностью наличных культур и многократностью повторения (тиражирования) культурных различий, при котором мультикультурная политика определяет меру и степень допустимого культурного многообразия, ограничивая избыточность инокультурных компонентов, которые могут вызвать дробление, сегментацию культурного поля, изначально представляющего собой коллаж привнесенных культурных форм. Отчасти иллюстрацией к мультикультурному обществу звучит докинзовская концепция мимофонда, «культурного бульона» в котором мимы, мельчайшие единицы передачи культурного наследия, по аналогии с генами, пребывают в состоянии постоянной мутации; единственным же залогом выживаемости отдельного мима является его психологическая привлекательность. С этой точки зрения политика американского мультикультурализма подвергает цензуре культурное многообразие, совершая выбор в пользу множественности, вписывающейся в контекст мейнстрима. Мультикультурализм эпохи постколониализма в Западной Европе. Возникновение мультикультурализма в странах Западной Европы, в отличие от стран, созданных на иммигрантской основе, обусловлено историческим прошлым стран-колонизаторов, на настоящий, постколониальный период переживающих иммиграционные притоки, - с одной стороны; с другой – интенсификацией в странах ЕС регионализационного движения, стимулированного глобализационными процессами. Идеология мультикультурализма в западноевропейских странах стимулируется распространением либеральных ценностей, которые, по мнению С. Скирбекка, атрибутируют проявление нефункциональности, нежизнеспособности западноевропейской культуры.

В обществе, по мнению норвежского социолога, придерживающегося либеральных ценностей, строящихся на «внешнем» характере отношений между индивидом и обществом, умаляется значение коллективной культуры. И, соответственно, культура воспринимается как «явление, к которому индивид, согласно своему выбору и предпочтениям, может относиться как к средству собственного развития или просто как к развлечению». Мультикультурализм в странах Западной Европы направлен прежде всего на сдерживание мимикрии национального государства в государство этнокультурных диаспор. Мультикультурализм в Европе – заимствованная и вынужденная политика. Постколониальный период здесь отмечен, прежде всего, влиянием стран «третьего мира» на развитие событий в странах «золотого миллиарда» - так называемая «колонизация наоборот». Одним из способов ее проявления является миграция.

Как вынужденная, так и добровольная миграция вносит определенные изменения в формировании современного культурного облика Европы. В то же время миграция в западноевропейских странах смягчает американоцентристскую направленность настоящей стадии глобализации. По мнению С.К.

Бондыревой и Д.В. Колесова, современные виды миграции, как вынужденной, так и добровольной, могут рассматриваться как территориальная экспансия: государство, как правило, оказывает поддержку родственным себе этнокультурным или конфессиональным группам, находящимся на территории другого государства, которые, существуя в виде локальных гомогенизированных групп или диаспор, не всегда «вливаются» в общий культурный контекст. С этой точки зрения, миграционные потоки, размывая этнонациональную однородность того или иного государства, формируют в пределах его территории очаги различных культур.

«Колонизация наоборот», являясь, таким образом, ответом на «глобальный вызов», сместила фигуры на «великой шахматной доске», обозначив такую ситуацию, в условиях которой стратегически выгодное положение на настоящий момент не предполагает безоблачной реализации программы будущего. Кроме того, необходимо отметить влияние перманентной миграции, вызванной частными перемещениями мобильных групп (студентов, туристов, сезонных рабочих) на культурный ландшафт локусов, преимущественно мегаполисов, становящихся культурно гетерогенной средой, включающей в себя самые различные этно-, социокультурные напластования. Данные причины объясняют специфику политики мультикультурализма в странах Западной Европы. Куропятник определил мультикультурную политику западноевропейских государств как балансирование между полюсами «исключения» и «включения» иммигрантов в культурный контекст. Это – смягченный вариант адаптации иммигрантов, выражающийся в форме «сдержанной интеграции», которая подразумевает сохранение культуры национального большинства и принятие новых групп меньшинств, выступающих в рамках общей гражданской идентичности, препятствующей ментальному размыванию границ национальной культуры государства. Если рассматривать общество и культуру как сложно организованную систему, то рост разнообразия на верхнем уровне предполагает его ограничение на нижнем и, напротив, при росте разнообразия на нижнем уровне уменьшается его присутствие на верхнем, что вызывает нарастание энтропии.

Однако культура (жизнеспособная, или функциональная в понятийном тезаурусе С. Скирбекка) является механизмом, регулирующим содержание энтропии в системе, ориентированным на приспособление социума к новым условиям существования. Поэтому для национальных государств Западной Европы постколониального периода проблема сохранения культурного наследия, культивирование национальной истории, сохранение исторической памяти, этнической и культурной идентичности становятся одними из ключевых проблем.Мультикультурализм и культура постмодерна. Мультикультурализм как модель культуры и идеология мультикультурализма созвучны эстетическим и философским основам постмодерна. Стилистический плюрализм, размывающий границы видов искусств, диффузия больших стилей, преобладание горизонтальных связей-сцеплений над вертикальными иерархическими отношениями, ироничность и, наконец, недоверие в «метарассказы» характеризуют ментальность эпохи постмодерна, которая на первый план выдвигает децентрированного субъекта (дивида).

Проблемы идентичности, выбора ценностных предпочтений становятся для дивида решающими. Культурный плюрализм постмодерна, по мнению Н.С. Кирабаева, является следствием онтологического плюрализма, обнаруживая отсутствие единой интегрирующей формы, отвечающей критериям принятой в данном обществе системы ценностных предпочтений. Мультикультурализм эпохи постмодерна представляет собой не только этническое разнообразие, но и разнообразие жизненных стилей, ориентаций и культурных тенденций. Поскольку культурный плюрализм состоит не в замкнутом существовании автономных «идентичностей», а в их взаимодействии, политика культурного плюрализма направлена не только на поощрение «диалога» между этнолингвистическими и этноконфессиональными группами, но и на формирование общего коммуникационного пространства, которое по своей природе надэтнично. Нужно признать, что мультикультурализм как модель культуры носит глубоко локальные черты, отмечающие исторические особенности развития культуры, ее породившей. Фрагментация и ризоматичность современного мира – выражение культурной калейдоскопичности преимущественно западноевропейской цивилизации и не освещает реального положения дел в других историко-культурных зонах.

Западноевропейский вариант мультикультурализма удивительно точно иллюстрируют теоретические выкладки классиков постмодерна. Гваттари при определении основных черт постмодернисткого типа культуры употребили термин «ризома» (луковица, клубень), заимствованный из ботаники. Ризома противостоит корневищу, представляя собой одновременно и множественность, и единство организованной детерминированности. Основные принципы формирования ризомы, передающие способ культуротворчества, порождения новых культурных форм в эпоху постмодерна, философами сводятся к трем: принципы связи и гетерогенности, объясняющие связь любой точки ризомы с любой другой, и, наконец, принцип множественности. Множественность оказывается сродни субстантивному началу, в котором стирается грань между объектом и субъектом, уступая место бесконечным детерминациям. Культура постмодерна, легитимировавшая множественность как субстантивное начало, определила мультикультурализм и как мировоззренческую позицию, в которой толерантность, терпимость по отношению к культурной инаковости суть также выражение особенного. Терпимость, но не понимание Другого – это тот водораздел, дистанцирующий культуры друг от друга при атомарном и по возможности безопасном мультикультурном сосуществовании, который был определен С.

Жижеком как проявление превосходства европейской культуры, не столько открыто диктующей свои ценности, сколько контролирующей формирование ценностных предпочтений в других культурах. «Мультикультурализм – это расизм, который освобождается от всякого положительного содержания (мультикультуралист – это не открытый расист, он не противопоставляет Другому особенные ценности своей культуры), но тем не менее сохраняет эту позицию как привилегированное пустое место всеобщности, с которого он может давать оценку совершенно иным особым культурам – уважение мультикультуралиста к особости Другого и есть форма утверждения собственного превосходства». Пожалуй, бахтинское утверждение, что культура творится на границах, в ситуации взаимодействия культурных миров требует нового и иного переосмысления.

Продолжительный исторический период европейская культура оставалась маятником, указующим путь развития; культурой, «опрокинутой вовне», экспансионистской по своему характеру, но замкнутой на самой себе. И китайщина, и ориентализм в западноевропейской художественной культуре – это мечта о Другом, скорее даже о себе как Другом. Настоящая мультикультурная ситуация уникальна в силу того, что это – ситуация говорения, в которой формируются новые ракурсы мировидения, отношения к миру, его постижения. Мультикультурализм, подобно ризоме, объединяющей в себе и плод, и сорняк, – разнообразие и множество.

Восприятие, усвоение и адаптация другого культурного опыта, как известно, является стимулом порождения новых культурных форм, культурогенетического процесса, для культуры-реципиента. Опасение, как правило, вызывает то обстоятельство, что за счет новых коммуникационных технологий интенсифицируются и ускоряются процессы взаимообмена между локальными культурами, усложняя момент переработки и выбора информации, ее осмысления, систематизации и «одомашнивания» – с одной стороны; с другой – объем неструктурированного инокультурного опыта, грозящий растворить в своем потоке «особенное», «индивидуальный почерк» принимающей культуры (хотя в глобализирующемся мире все большее количество локальных культур втягиваются в ситуацию имманентного взаимодействия), чрезвычайно велик. Иначе – движение к диалогу культур нередко сопровождается тревогой за сохранение собственных культурных начал, сигнализируя отсутствие уверенности в их жизнеспособности.

На сегодняшний день ряд экспертов определяют глобализацию как общемировую экономическую, образовательную информационную и культурную тенденцию, нивелирующую национальную самобытность исторических культур народов мира, отвечающую интересам крупных монополий и экономически сильных стран. Глобализация резко обострила проблему национально-культурной идентичности.Мир, возникающий в результате глобализации, может сформироваться, как монокультурный мир и будет нанесен мощный удар по базовым структурам практически всех национальных культур. Заметим, что в одной из основополагающих деклараций ЮНЕСКО главной целью определено «стремление к миру и безопасности в межнациональном сотрудничество с опорой на образование, науку и культуру при всеобщем уважении справедливости, роли закона, прав человека и фундаментальных свобод» 1,при равных возможностях образования для всех, свободном обмене идеями и знаниями. С одной стороны, глобализация способствует ускорению и увеличению объема информации, получаемой индивидом, в целом, расширению его кругозора. С другой стороны, глобализация ведет к углублению культурного неравенства.

По уровню образования, обеспеченности персональными компьютерами на душу населения, наличию личных библиотек, доле средств, выделяемых из бюджета, и т.д. Страны «золотого миллиарда» на порядок опережают страны-аутсайдеры. Практически ни одна из стран «третьего мира» (кроме Индии) не имеет собственного национального кинематографа, национального театра и т. Глобализация способствовала углублению различия и в темпах культурного развития между странами-лидерами и аутсайдерами. Если ранее показатели уровня человеческого потенциала постепенно сближались, что рождало определенный оптимизм у тех, кто принадлежал к «третьему миру», то к настоящему времени стало ясно, что страны-аутсайдеры в обозримой исторической перспективе не смогут сблизиться со странами-лидерами, а скорее всего даже будут отставать еще в большей степени. «Глобализация способствовало превращению европоцентризма в идеологическое обоснование правомочности претензий Запада, как на лидирующее положение в мире, так и на осуществление гуманитарной экспансии и насильственное изменение «кодов культур» других народов, которое, по мнению идеологов глобализации, пока живут «вне истории»» 2. Можно констатировать, что именно из-за активно наступающей глобализации обострились проблемы этно-национальной идентичности.

Как справедливо заметила профессор Н.М. Кишлакова: «Идентичность – это чувство неразрывности с прошлым, чувство самоопределения человека» 3. Как отмечает Н.

Федотова, «даже экономические проблемы отходят на второй план в сравнении с невозможностью для представителей основных социальных групп найти приемлемый для себя ответ на вопрос 4. Индивид перестает идентифицировать себя с цивилизацией, с культурой нации, с «малой Родиной», с исторической эпохой, что приводит к дестабилизации общественной системы, росту социальной напряженности, внешней и внутренней уязвимости, конфликтогенности, что не способствует сохранению суверенитета и территориальной целостности стран.

К тому же глобализация ведет к понижению статус национальных языков. Важно отметить, что именно язык активно воздействует на своего носителя, не только отражает, но и создает национальный характер. Верно сказано: «если язык формирует представителя народа — носителя языка, причем формирует его как личность, то он должен играть такую же конструктивную роль и в формировании национального характера.» 5.

Язык становится хранителем культурно-значимой информации, однако некоторые формы языковых единиц для современного человека имплицитны, это обуславливается многоуровневыми историческими трансформациями. В процессе данной трансформации, происходит появление так называемых безэквивалентных языковых единиц – обозначения специфических для данной культуры явлений, не нашедших своего аналога в других языках, то, что является «непереводимым». На сегодня в качестве единственного средства межкультурного взаимодействия становится английский язык. Во многом, распространение американского влияния связано с их господством в мировой науке. Многие молодые люди из разных стран, получив образование в США становятся проводниками американских идей и образа жизни. Можно сказать, что речь идет об информационной войне, в ходе которой навязывание ценностей американской культуры осуществляется повсюду и это глубоко продуманный шаг.

Как пример сохранения национальной идентичности часто поминается Китай. Руководство этой страны официально провозгласило, что традиционная культура становится частью национальной мощи Китая, обеспечивающей стране не только аргументы для внешней пропаганды, но и защиту от нежелательного проникновения извне. Основой новой китайской идеологии было предложено сделать конфуцианство, в частности тезис Конфуция о единении без унификации: «Благородные мужи, - пишет Конфуций, - при разногласии находятся в гармонии; у малых же людей гармонии не может быть и при согласии »6. Кроме того, заметим, что «китайский язык построен на иероглифике, а не на фонетике, и поэтому вытеснение родной лексики почерпнутыми из Интернета «англицизмами» вряд ли серьезно угрожают ему» 7.

Не менее важен, на наш взгляд, и феномен стирания национальных и государственных границ, свойственный нынешнему открытому пространству. Именно на рубеже XXI века произошло «смещение и сближение современных культур Запада и Востока, Севера и Юга, Европы, Азии, Африки, Латинской Америки. Сближение и взаимообоснование этих спектров в сознании и мышлении каждого современного человека. На грани такого сближения сама идея культуры (как грани культур) приобретает решающее экзистенциальное значение в нашем повседневном сознании и в силу этого можно сказать, что современная личность существует, сознает и мыслит в промежутке многих культур. Между тем, «только когда разбужена, развита, культурна исходная речевая восприимчивость к иноязычию и инокультурности, только тогда культуры различных исторических периодов и диалог между ними смогут быть действительно культурно освоены, осмысленны, творчески восприняты человеком, мыслящем на родном языке» 8. Глобализация вовсе не является сверхновым явлением, предсказанным М.Маклюэном: еще завоеватели Древнего мира вполне успешно «дарили» покоренным нациям свое государственное устройство, культуру, религию, язык и т.д.9.

Итак, возникает так называемое «глобальное общество», в котором события экономической, культурной, политической и экологической жизни одной страны в короткие сроки приобретают значимость для людей/народов, живущих в других странах мира. Бесспорно, глобализация мировой экономики и информационно-образовательного поля нередко проходит под знаком доминирования богатых и сильных стран «золотого миллиарда» (Северная Америка, Европейский Союз, Япония).

Менее развитые в экономическом плане государства все чаще оказываются в роли «сырьевого ресурса». Отсюда и возникновение мощного и агрессивного ответного противодействия «антиглобалистов» (среда которых в наиболее радикальном случае включает и террористов), которое подпитывается поляризацией социальных, расовых и конфессиональных групп. Антиглобалисты «не хотят быть просто «трудовыми ресурсами» или «человеческим материалом». Они не желают, чтобы представители «цивилизованного» мира навязывали свою волю большинству человечества» 10. Вот почему ряд ученых определяет сегодня глобализацию как общемировую экономическую, образовательную информационную и культурную тенденцию, нивелирующую национальную самобытность исторических культур народов мира, отвечающую интересам крупных монополий и экономически сильных стран, прежде всего - США 11. Глобализация как объективный процесс, во многом определяющий контуры будущего мироустройства и сопровождающие его активные интеграционные и коммуникативные процессы со всей отчетливостью обнажили проблему субъектов становящегося миропорядка.

Нельзя не признать в связи с этим, что национальные государства утрачивают статус не только «единиц выживания», но и доминирующих субъектов мировых политических, экономических и культурных процессов; все активнее эти функции принимают на себя военно-политические блоки, экономические союзы, сетевые организации и т.д. Осмысление происходящих в мире изменений сопровождается появлением в рамках гуманитарного дискурса целого ряда прогнозов, касающихся нового миропорядка12. Следует также подчеркнуть, что кризис такого рода усиливает значимость противопоставления «мы — они», а это, в свою очередь, обостряет напряженность в отношениях между представителями различных этносов. Наконец, значимым проблемообразующим фактором в сложных и динамичных современных условиях является распространенное в разных сообществах акцентирование собственной этнокультурной самобытности. Это существенным образом затрудняет освоение полезных для них инноваций, появившихся в других культурах.

Соответственно для них зона неосвоенных культурных феноменов со временем увеличивается. Из сказанного следует, что наличие в современном мире этнокультурного многообразия и даже возрастание его степени не только помогает людям справляться с уже существующими жизненными проблемами, но способствует порождению новых. С этой точки зрения призывы к умножению этнокультурного разнообразия как такового подразумевают защиту распространенных сегодня по всему миру ситуаций неопределенности и социальной напряженности. По-видимому, источник современных проблем мирового масштаба не в том, что глобальные процессы унифицируют социокультурную жизнь, снижая меру ее адаптационно необходимого разнообразия, а скорее всего их следует связывать с низкой степенью освоенности изменений, имеющих место в современном мире, и с уровнем существующих связей людей с окружением, которое не соответствует его состоянию.

Этнокультурную идентичность можно рассматривать с позиции сложного социально-психологического явления, содержание которого будет задано осознанием общности и единством этнонациональной группы. Этнокультурная идентификация может, как было отмечено выше, проявляться как форма существования человека, раскрывающаяся посредством этнических признаков общих для данной культуры и языка – это форма архаическая. Так же этноидентичность может предстать в форме ситуативных манифестаций групповой общности. Самосознание, ощущения, ментальность задают поведенческий аспект идентичности, созданный из различно исторически и культурнообусловленных форм репрезентации и манифестации, на индивидуальном уровне этнокультурной общности, и на коллективном уровне.

Рассматривая феномен этнокультурной идентификации, следует обратить внимание на языковую концептуализацию – воссоздание образа национальности через язык. Так как смысловые характеристики языка связанны с его национальным менталитетом и ценностными компонентами, составляющими духовный мир личности. Культурно-этнический концепт наглядно отображает «языковую специфику мира» его носителей, совокупность этнических концептов во многом предопределяют менталитет и поведенческие стереотипы нации Модернистская традиция вненациональна, космополитична.

Ее «происхождение» определяется разве что географической привязкой, которая, понятно, существенной смыслообразующей или формотворческой роли не играет. Абстрактную живопись, к примеру, атональную музыку или современный мюзикл, известные местом и обстоятельствами своего возникновения, в большинстве и прославленными именами своих создателей, вряд ли можно считать явлениями принадлежащими сугубо одной культуре. Важно понимать, что появление на исторической арене новых мегамасштабных культурных миров необязательно ведет к радикальному вытеснению предыдущих. Каждый из них может найти свое собственное место на общем культурном поле при этом может происходить перераспределение, как территории, так и аудитории. Взаимодействуя они нередко дополняют и оттеняют достоинства друг друга, а их соседство этих дает наиболее полное представление о духовной жизни того или иного народа.

В сложную систему интеграционных связей и отношений в сфере экономики, политики, информационных технологий и т.д., составляющих сущность глобализационных процессов, включаются культурные механизмы, поддерживающие динамическое равновесие между разнообразием и гомогенностью мира. В этой связи нельзя не признавать, не видеть тех преимуществ социокультурного развития, которые связаны с интеграционными тенденциями процесса. Изменения, имеющие интеграционную доминанту, сопровождаются процессами дифференциации, размываются политикой культурного плюрализма: налицо ситуация одновременного проявления факторов унификации и признаков обостряющейся борьбы за сохранение этнокультурного разнообразия. Но этнический фактор чаще всего рассматривается не как самостоятельный, а привлекается в поддержку других форм самобытности (религиозной, национальной, территориальной), то есть не рассматривается как ведущий фактор устремленного в будущее развития. К сожалению, в нарастании конфликта сторонников и противников интеграционного процесса этнокультурный фактор не всегда выступает в качестве одного из ведущих. А ведь это — весьма мощный инструмент социокультурных изменений, и от его правильного использования во многом зависит будущее человечества.

Действительно подлинная этническая культура нуждается в сохранении своего «месторазвития» и, конечно, в носителях, создающих и передающих ее в процессе социализации новым представителям этноса, которые не должны постигать ее только через систему информационно-технических «посредников», зачастую неудачно трансформирующих образцы этнонациональной культуры в «сувенир». Этническая же культура живет по законам самовоспроизводства на собственной ценностной основе, конечно, это не означает, что она должна воспроизводится исключительно «по образцу и подобию», без учета меняющегося социокультурного контекста.

В итоге, это приводит к тому, что этническая культура «задыхается» во все более коммерциализирующемся пространстве глобальной культуры. Всеобщая декларация ЮНЕСКО о культурном разнообразии, видит в сохранении этнических культур одно из важных условий выживания человечества. Идея сохранения культурной самобытности — это свидетельство отказа от активной экспансии чужих ценностей, образа и стиля жизни и приглашение всех стран к диалогу. Исследователи выделяют множество типов проявления самобытности в современном мире. Это — «самобытность в условиях открытости», которая связана со снятием жестких границ при осуществлении коммуникаций, приводящих к смягчению логики взаимоисключений и созданию условий для сосуществования разных этносов и культур в глобализирующемся мире. Носители этнической культуры этого типа открываются навстречу контактам с другими культурами, тем самым проявляя готовность к диалогу.

Иные цели преследуются носителями «самобытности как формы закрытости»: защита своего природного и социокультурного пространства, противопоставление «своих» ценностей «чужим», которые распространяются по разным каналам. Наиболее перспективной видится «самобытность, устремленная в будущее, — project identity», создающая основы для формирования гражданского общества и проведения политики культурного плюрализма. Социокультурная реальность глобализирующегося мира снижает шансы формирования этнокультурной идентичности как субъективно устанавливаемой идентичности, причем и для тех, кто живет в своей родной среде, и для тех, кто существует за ее пределами. Дело в том, что понимание окружающего мира приходит к детям из информационного пространства прессы, телевидения, кинематографа, компьютерной сети и т.д. Они видят себя рядом с Другим, который не всегда является реальным человеком их сообщества: с детского возраста перед ними аудиовизуальный образ Другого. С этим Другим, смотрящим на ребенка с экрана компьютерного монитора или телевизора и ведущим себя иначе, чем окружающие его люди, выстраиваются определенные модели понимания мира, образцы поведения и т.д.

В условиях глобализации выстраивание новой идентичности как смысловой основы существования личности в неустойчивом мире, пытающейся преодолеть раскол между универсальным инструментализмом и исторически укоренными партикуляристскими идентичностями, приводит к биполярной оппозиции между Сетью и «Я» (личностью). Формируется новое компьютерное поколение — поколение, имеющее новые идентификационные параметры и принимающее физическую и виртуальную реальность как равные реальности. Нельзя сказать, что ранее не возникало проблемы упорядочения, соположения реальностей; мифологическое и религиозное сознание, миры традиционных культур органично включались в жизненный мир человека, но при этом этнокультурная доминанта выступала ядром, попадая в притяжение которого они складывались в определенную целостность. Непростая задача стоит перед современным человеком должен так научиться отбирать необходимые элементы из других культур, чтобы они не оказывали негативного действия на его персональную и этнокультурную идентичность. Рассматривая вопрос о социокультурной неоднородности этносов, нельзя не отметить проявление разных типов идентификационных моделей. Например, две наиболее распространенные в глобализирующемся мире модели - это усложненная этнонациональная идентификация и маргинализация как растворение этнокультурной идентичности.

На сегодняшний день обе модели имеют место в разных этносах. Так как они выступают следствием адаптации к ситуации открытости и инновационной активности определенных представителей этноса и общности в целом, то, в первом случае, сложность не должна превышать допустимые пределы, а во втором -упрощение не должно приводить к деструкции, декультурации и маргинальности. Зачастую этнокультурной маргинализации свойственна утрата человеком связи со своей культурой, его готовностью вписаться в любой контекст, независимо от стиля, а техницизм, проявляемый при этом человеком, свидетельствует о поверхностном освоении социокультурного пространства. Понятно, что это не способствует укреплению и личностной идентичности,а речь скорее идет о кризисе идентичности, то есть онивелировании системы ценностей, норм поведения, стилей, образа жизни. Он (кризис)проявляется в потере корней, в забвении одного из архетипов коллективного бессознательного души современного человека — европейского символического ряда, — указывал К. Таким образом,в условиях глобализирующегося мира для понимания и развития диалога разных культур необходима и духовная модернизация, выработка новой системы ценностей для достижения цивилизационного синтеза при сохранении культурного плюрализма.

По крайней мере, это выход за пределы стереотипов и догм «закрытых» культур, преодоление «мертвых традиций», во многом мешающих различным странам и народам справиться с такими глобальными проблемами, такими, как нищета и голод, неграмотность и низкий уровень здравоохранения. В данном случае, диалог — это способ организации совместной жизни людей на нашей планете, ибо диалогичность есть спектр разных форм соприкосновения, взаимодействия, сопряжения в настоящем прошлого и будущего, что свойственно всем переходным периодам. Диалог, основанный на плюрализме и партнерстве, признании равенства культур, становится базовым принципом взаимодействия культур в глобализирующемся мире. Таким образом, можно констатировать, что следование именно данному принципу является важной стратегической задачей, решение которой можно рассматривать как шаг на пути сохранения культурного многообразия.